— Как вы можете молиться без меня! — возмущаюсь я и протискиваюсь к ним в круг. Мэт читает молитву за выздоровление Логана. И я тоже.

Логан  

Меня резко вырывает из темноты, когда кто-то начинает тянуть меня за большой палец на ноге. По ступне скользят чьи-то пальцы, и я трясу ногой, чтобы сбросить их. Когда мы были детьми, Пол дёргал меня за пальцы. Он хватал меня за лодыжку, крепко держал и дёргал за пальцы, пока они не щёлкали. Было не больно, но чертовски раздражало. И теперь я ощущаю точно такое же раздражение. А мне так нравится быть в темноте. В темноте нет боли.

Я чувствую резкую боль в руке, а потом словно куда-то плыву. Боль отступает, и я ощущаю, как кто-то развязывает меня. Постепенно открывая глаза, чтобы посмотреть, куда я уплыл, вижу Эмили. Открываю рот, чтобы сказать, как, чёрт побери, я счастлив её видеть. Но она становится размытым пятном, и мне приходится долго моргать, чтобы её стало чётче видно. Я пытаюсь заговорить, но не могу. В горле пересохло, из меня не выходит ни звука. А потом я вспоминаю, что глухой. Что не могу слышать собственный голос. Особенно без слуховых аппаратов. Они куда-то делись.

Где я? Не помню, как тут оказался. Но на меня смотрят Пол, Мэт и Сэм. Сэм плачет, и Пол обнимает его. Я могу читать по его губам. Что-то о том, чтобы перестать быть бабой, когда твой брат чуть было не умер. Пусть плачет, сколько хочет.

А где Пит? Его вроде бы здесь нет. Где он?

Темнота вновь манит меня, и я сопротивляюсь ей. Я отталкиваю её от себя, снова и снова, но она впивается в меня жадной хваткой и не отпускает.

Эмили

Логан до сих пор не очнулся после последней дозы обезболивающих. Доктора говорят, что он будет всё чаще и чаще приходить в сознание, но прошло уже несколько часов с тех пор, как двигались его ресницы. Я устала, очень устала. И ради этого я ходила в душ?

— Тебе стоит вздремнуть, — говорит Сэм. Наступила его очередь оставаться со мной.

— Как ты думаешь, он очнётся? — спрашиваю я.

Сэм кивает.

— Уверен в этом.

— И что делает тебя таким уверенным?

Он пожимает плечами.

— Я просто знаю, что так и будет.

Мне бы тоже хотелось чувствовать такую же уверенность.

— Ты говорил с Питом?

Он качает головой.

— Они не разрешают нам с ним видеться. Хотя твой папа работает над этим.

Мой папа помогает с защитой Пита. Он нанял адвоката по уголовным делам и заплатил за то, чтобы у Пита был самый лучший представитель. Но неизвестно, как сильно это поможет ему в суде.

— Твой отец — классный парень, — говорит Сэм.

Я киваю.

— Бывает. А иногда он настоящая задница.

— Он старается. А это лучше, чем ничего.

Папа вдруг превратился в питбуля. Он любящий, заботливый, весёлый, а ещё недавно в нём появилась частичка, готовая бороться до самой смерти. И он борется за Ридов. Он боролся за Логана, отыскав самого лучше невролога. Он боролся за Пита — и до сих пор делает это — и он борется за меня. Каждый день папа приходит, чтобы поговорить. Он всё ещё на костылях, но ему уже лучше. Он чувствует вину во всём, что касается Логана.

Сэм садится и кладёт ноги на край кровати. Съехав в кресле пониже, он складывает руки на груди и закрывает глаза. В комнате темно, никто не заходит. И Сэм тут же засыпает. Парни тоже порядком устали. Я смотрю на Логана и касаюсь пальцем его губ. Он не шевелится. Я перевожу взгляд на раскладушку, которую принесла медсестра специально для меня, но мне не хочется там спать. Я отодвигаю одеяла и проскальзываю в постель к Логану. Почувствовав, как зашевелилась кровать, Сэм открывает глаза и смотрит на меня. Он качает головой и ухмыляется.

— Если ты будешь приставать к нему, пока он в отключке, мне придётся рассказать ему об этом, когда он очнётся, — шутит Сэм.

Я кладу голову на плечо Логана, стараясь не задеть всевозможные проводки, трубочки или синяки.

— Думаешь, он будет возражать? — спрашиваю я.

Сэм усмехается.

— Думаю, он будет в охрененном восторге. Ты шутишь, да?

Я устраиваюсь поудобнее и расслабляюсь рядом с Логаном, делаю глубокий вдох. Сон одолевает меня, и мне снится Логан. 

Логан  

Я брожу по полю с цветами. Они кажутся реальными, вот только лепестки у них чёрные, с синими прожилками, и когда я прохожу мимо, их соцветия нежно касаются моей руки. Я хватаю один цветок, но он от меня ускользает. Тянусь к другому, и происходит то же самое.

Уже давно мне не снятся сны, в которых есть слова. Только язык жестов. Но вдруг я слышу голос. «Логан», — зовёт он меня. Этот голос мне знаком, и поле неожиданно начинает пахнуть, как моя мама. Цветы расходятся в стороны, и вот она стоит передо мной, облачённая в красивое белое платье, низ которого колышется вокруг неё. Она не поёт. Но я могу слышать её голос, такой же как до того, когда мне исполнилось двенадцать. И слышу я с предельной чёткостью.

Она не приближается. Складывает руки у рта и кричит:

— Логан! Пора возвращаться.

Наверное, мне нужно вернуться домой, пока не зажглись фонари. Если я не приду домой, мама пойдёт меня искать, а мне никогда не нравится, когда она приходит за мной. Мне неловко. Так что я всегда возвращаюсь домой до того, как включат уличное освещение.

Но, похоже, не сегодня.

Я никак не могу отыскать крыльцо из-за загораживающих всё грёбаных цветов. Если бы не они, я бы уже давно был дома. Самый близкий ко мне цветок сгибает лепесток, словно зовёт меня идти вперёд. Он не говорит. Просто открывает рот, но голоса не слышно. Но зато слышно маму. Она снова складывает ладони чашечкой и кричит мне. Похоже, теряет терпение. Лучше бы мне поторопиться.

— Логан, пора возвращаться! — кричит мама.

Цветы исчезают, утопая в прекрасном, расцвеченном во все цвета радуги, облаке, и вот остаётся только один. А мама снова зовёт меня.

Я моргаю и смотрю наверх. Надо мной виднеется приглушённый свет, а слева от меня какая-то машина загорается в ритме моего сердцебиения. Я шевелю пальцем. Нос чешется, и мне нужно его почесать, но когда я пытаюсь поднять руку, она кажется неподъёмной. Гораздо тяжелее, чем мне помнится. Я издаю стон, пытаясь поднять её, и мне это удаётся. Но она падает мне на грудь.

Я чувствую нежное щекотание в районе шеи и наклоняю голову, чтобы посмотреть. Это не моя девочка с голубыми прядями. Я снова моргаю. Мне больно держать глаза открытыми. Я снова смотрю на фигуру рядом со мной. Это моя Эмили, прижимается ко мне. Только теперь она блондинка.

Слава богу. Конечно же, она не могла никуда деться. Я заставляю свою руку подняться и кладу ладонь на её щёку. Только, должно быть, получилось не совсем нежно, потому что Эмили шарахается в сторону. Она садится и смотрит на меня сверху вниз.

— Боже мой! Ты очнулся?

Я пытаюсь кивнуть, но мне больно.

— Думаю, да, — говорю я.

В горле пересохло. Эмили протягивает через меня руку и берёт стакан, а затем поднимает его к моим губам. Я делаю глоток, и она отнимает его.

— Потихоньку, — предупреждает Эмили. Её глаза наполняются слезами. — Ты и правда очнулся?

Она наклоняется и трясёт ногу Сэма. Он положил её на край моей кровати. Брат удивлённо подскакивает и чуть не падает со стула, но ему всё-таки удаётся удержаться на месте.

— Логан? — склонившись вперёд, спрашивает он.

Эмили что-то говорит ему, и Сэм подскакивает к кровати. Он смотрит на меня и, глядя в потолок, произносит на выдохе:

— Спасибо Тебе.

— Что произошло? — спрашиваю я.

По щеке Эмили катится слеза, но, уверен, она на меня сердится.

— Ты сделал кое-что совершенно идиотское. Я думала, ты умрёшь. — Она берёт моё лицо в свои руки. — Ты правда вернулся?

— Вернулся откуда?

Она смеётся.

— Оттуда, где ты был последние десять дней.

Десять дней? О чём она, чёрт побери?

— Тебя сбила машина.